Главная  Содержание  Родня  Оккупация  Эвакуация  Освобождение  3 дивизия  Возвращение  В Волхове  Еда  В школу  Школьные годы...  Тетя Тася  В няньках  Юность  Замуж  Псковская  Сыктывкар  Уборщица  НИИ педагогики  Тисколово  Лаборант  Вечерняя школа.  Институт.  На Кавказе  Струев А.И.  В институте и дома  Дипломы  Литва  Чехословакия  Кооператив  Студенты  В институте  Николай  Учебная часть  Практика  ЛМЗ Киров, Калининград  Аспирантура  Соловьев-Седой  Люди и события  Совхоз  Курганский   Болезнь  Одесса  Тбилиси и другие  Порошин  Личное  Люди

дирижер Селицкий 

1980 - 1985 годы. Болезнь Николая.

Николай работал в институте, а так же был председателем Экспертного совета на фабрике музыкальных инструментов им.Луначарского (ул.Чапаева).
Совет давал оценку инструментам, выполненным по индивидуальным заказам для мастеров-исполнителей - гитары, арфы, домры, балалайки и другие струнные.
Каждый инструмент мог изготовляться в течении нескольких лет.
(После смерти Селицкого там работал Шитенков Иван Иванович, профессор консерватории, ученик Селицкого).
В 1980 году у Николая Модестовича открылось носовое кровотечение. Диагноз -гипертонический криз. Возраст 76 лет. В последующие 4 года он неоднократно лежал в больницах для старейших коммунистах - на пр.Динамо и на Приморском шоссе. Едва выписывался из больницы - опять приступал к работе со студентами, хотя врачи категорически запрещали это делать.

В 1981 году гипертонический криз вызвал ушное кровотечение. Дальше - хуже.
В 1982 году собирался на работу и упал в прихожей. Скорая установила - микроинсульт. До приезда неврологической бригады меня попросили держать язык Николая каким-то медицинским инструментом. Я так боялась выпустить скользкий язык, что старалась изо всех сил. Когда Николай пришел в себя, он спросил, почему болит язык. Объяснять не стала, сказала, что наверное прикусил. Сам он ничего не помнил.
В больнице его навещали помимо меня и моего сына преподаватели из института Шахматов Н.М. Петров Г.А и многие другие.
Очередные инсульты лишили Николая возможности говорить, двигаться, справлять естественные надобности. Продолжало работать сердце и ограниченно - мозг. Когда он видел меня на пороге палаты, лицо его преображалось, глаза блестели. Медсестры говорили, что он не спит даже ночью, не отрывает глаз от двери.
"Все ждет вас." Начинала кормить как ребенка - с ложечки. Прежде чем открыть рот, он знаками показывал на мой - привычка заботиться обо мне. Еда в этой элитной больнице была вкусной, разнообразной, но порции маленькие. Старики ели мало.
Медперсонал, зная, что я с работы, тихонько говорили:
"Мы вам принесли еду и кефир. Берите сок и фрукты..."
"А как же больные, вдруг не хватит?"
"А кто тут встает, кто ходит? Кому не хватит? Это тяжелые больные, не ходячие, а некоторым и есть-то нельзя."
В палате лежали 6 человек. Стоял жуткий смрад, стонали больные от пролежней. Кто мог разговаривать, немного рассказывал о себе: бывшие директор крупного завода, секретарь парткома, главный инженер объединения и т.п.
Хоть что-то рассказать о себе - может запомнят...
Просили о мелких услугах: подать воды, вымыть кружку, постирать под краном носовой платок... А я брала тряпку, ведро, закрывала больных одеялом, открывала окно и начинала уборку. Больным выдавали по две пеленки на сутки, и если никто не приходил ухаживать, то больные лежали в моче и нечистотах.
Когда закончились домашние простыни, наволочки, полотенца, посетовала коменданту общежития по Ланскому шоссе,9, Сапелкину.
"Галина Ефимовна, вашей беде помогу. Каждую субботу заходите на вахту и забирайте тюк списанного белья, только не стесняйтесь, пожалуйста. Закончится белье в этом общежитии - будем брать на Басковом переулке."
Какая проблема свалилась с плеч! Я наталкивала полную тумбочку белья и просила персонал вытащить из-под Николая одним движение мокрое и засунуть сухое.
"Остальной уход сделаю сама, после работы."
На кафедре знали о моей беде и помогали кто чем мог: подвезти на машине к больнице, поддержать Николая Модестовича, пока я меняю белье и другое. В связи с этим очень благодарна проф. Мотылеву В.М, Блюменау Д.И, супругам Горевым. Они предложили в какую-то из выписок забрать из больницы Николая Модестовича и привезти домой. На Волге доехали до дома. Невестка Таня приготовила обед, прибрала квартиру, а мы привезли радостного Николая Модестовича. Увидев привычную обстановку, он подошел к роялю и стал играть.
Он был хорошим импровизатором и назвать, что он играл невозможно. Играл он какую-то незнакомую прекрасную музыку. Мы все застыли от изумления, стояли молча, боясь пошевелиться и прервать его, на глазах появились слезы. Произведение было совершенным, по всем законам композиции, философским по содержанию, совершенным по технике исполнения. В доме не было ничего звукозаписывающего - в памяти осталось только то эмоциональное потрясение. Это была последняя игра Николая Модестовича - больше он не подходил к инструменту, а если и подходил - то не мог сыграть даже чижика-пыжика. Только с любопытством смотрел на клавиатуру.
Приходил психиатр из больницы Дима Воронов:
"Николай Модестович, а вы мне нравитесь"
"Вы мне тоже" - отвечает Николай Модестович.
"Вы выписываете газеты? Как называется газета, которая лежит на рояле?" (А там лежит Правда)
"Доктор, ну как вам не стыдно не знать название газеты!" А назвать газету так и не смог.
"Николай Модестович, кто сейчас Генеральный секретарь партии?"
"Конечно Сталин. Видите - его портрет в газете" - и все в том же духе.
Если звонили из института, то отвечал:
"Сейчас выезжаю, дайте аудиторию с роялем Дидерикс и хорошего концертмейстера!"
"Николай Модестович, у нас нет рояли Дидерикс!"
"Тогда я возьму из дома!"
У нас был кабинетный рояль Дидерикс 1904 года с 12 медалями.
----
После первого посещения больницы сын несколько дней не мог есть, так потрясло его увиденное - старость, болезнь, умирание, грязь и вонь. Медсестры рассказывали, что некоторых больных дети навещают один раз в месяц, чтобы подписать у главврача доверенность на получение стариковской пенсии, пускай и персональной.
"Таких ухаживающих родственников как вы, у нас на отделении нет" - говорили нам медсестры.
Запомнилась медсестра, которую за глаза называли "эсэсовкой". Она делала все процедуры молча, быстро, и как мне показалось грубо. Больные тоже ее не любили. Поделилась своими сомнениями с одной женщиной (судья Московского района), которая ухаживала за тяжело больным отцом. А женщина рассказала, что это лучшая медсестра, работает в больнице Мечникова. Там лежат молодые парни и женщины, которым даже и не снятся такие лекарства, процедуры и еда, как в больнице для старых коммунистов. Эти старики, совершенно безнадежные, выжившие из ума, выбрасывают лекарства, а молодые умирают от их отсутствия. Вот она и злится на стариков, сожалея, что не может помочь другим - которым еще можно было бы жить и жить.
-----
Забота о больном заставляла забывать все. Помню, приобрела с большим трудом прибор-мочесборник. Больного можно было оставлять с ним на всю ночь. А в тот день в больницу пришел преподаватель Мотылев В.М. - завкафедрой. Ничего не соображая, стала примерять прибор на себе - как его приспособить. При этом присматривалась к Мотылеву. Валерий Михайлович от неловкости не знал куда глаза девать. Еще немного, стала бы примерять на нем.
------
Однажды проходила мимо открытой палаты.
На кровати лежит нечто подобное на огромный валун.
"Что это?"
"Это лежит больная с водянкой. Она умирает и отсюда уже не выйдет"
"Так это наш преподаватель истории партии - Фрадкина Ревека Ильинична!"
"Болезнь не делит людей по профессиям" - ответила медсестра.
------
17 апреля Николай Модестович впал в беспамятство, но дышал еще трое суток.
20 апреля 1985 г сердце остановилось.
Ему шел 81 год.
Все его братья и сестры умирали в этом же возрасте.

Дальше
Главная  Содержание Люди 


Hosted by uCoz