ЭвакуацияИнформацией о ходе войны мы не располагали. Не было газет, радио. Но по тревожному поведению немцев мы догадывались, что что-то происходит. Из нашего дома, где располагался штаб связи, увозили ящики, как оказалось - архивы. Происходило передвижение техники, а потом стали слышны звуки канонады. Мы не знали, откуда она: с Тихвина, Волхова или Ленинграда. Немцы стали поджигать деревню. Спалили все дома, наш дом горел последним. Мать рассказывала, что еще бы двое суток, и дом бы остался целым.Как происходило освобождение - не помню. ДорогаПри посадке в эшелон меня держала на руках тетя Тася. Я при этом орала: "Гражданочки, миленькие, пропустите меня!" Об этом вспоминали все родственники, уезжавшие вместе с нами. В вагоне под лавкой увидела какие-то желтые штуки, которые вкусно пахли. Я стала их есть, мне сказали, что это мандариновые корки. До сих пор все гадают, как в 1942 году в поезде могли оказаться мандарины.Это был последний эшелон, увозивший оставшееся население в эвакуацию. Нас перевезли из дер. Чажешно в Волховстрой-1, на железнодорожный узел, где погрузили в товарные вагоны (теплушки) и куда-то повезли. В теплушках были двухярусные нары-полки. На одной лежала моя бабушка. Она была больна, не вставала и никуда не выходила. За кипятком и едой на станциях бегала ее дочь Тася, моя тетя. Ей было в то время 13 лет. Однажды она отстала от поезда и мы все горько плакали, не надеясь ее увидеть. Потом, на какой-то станции поезд поставили в тупик, и тетя Тася догнала нас с эшелоном раненных, которых везли в тыл. То-то радости было у нас, маленьких, и у ее мамы. Посередине теплушки стояла печка-буржуйка с трубой наверх. На этой печке пекли ломтики картошки, у кого она была. Следом на эту печку бросали вшей. Нам детям, было смешно смотреть, как они подпрыгивали. До окончания следования (г. Ижевск) эшелон часто бомбили. Это отразилось на мне - от постоянного страха я стала сильно заикаться. Удмуртия
Раньше нас в Ижевске оказалась тетя Маруся. Она нас встречала.В г.Ижевске впервые увидела зеркало в туалете, кафель на полу. Показалось очень красиво. Все прибывшие подвергались санобработке, а потом нас стали распределять по деревням - кого куда. По какому принципу распределяли - не знаю. Наша многочисленная семья была направлена в Удмуртскую АССР, Сюмсинский район, дер. Сюмси. Из деревни была прислана подвода, на которой разместилась вся наша семья (железнодорожного сообщения с этой деревней не было). Дорога была ухабистая, нас трясло, и мы потихоньку плакали. СюмсиВ деревне нас, " ковыренных" (так называли нас удмурты), встретили очень хорошо.Выделили половину чьего-то дома, снабдили самым необходимым. Одна семья отдала нам свое корыто, хотя оно у них было единственное. Нашу семью удмурты полюбили за трудолюбие, так как все взрослые сразу включились в работу. Работали на конюшне, лесоповале, летом косили сено, боронили, драли лыко, из которого местные плели лапти, делали туесочки и другие поделки. На фронт отправляли посылки с вязаными носками, варежками и кисетами для махорки. Мы, маленькие дети, тоже пытались чем-то помочь: собирали в поле колоски, научились драть лыко, ухаживали за больной бабушкой. Бабушка не работала - не ходили ноги. Почти все время она лежала, давая нам советы, что нам не нравилось, и мы все делали наоборот. У меня была привычка по ночам жрать муку. Бабушка говорила, что у меня будет заворот кишок. Я запивала муку водой и никакого заворота не было. Отношения между матерью и бабушкой были плохие. 
Еще над нами смеялись, что мы едим не деревянными ложками, а алюминиевыми, что у нас есть какие-то тарелки,
а не деревянные плошки. Над матерью посмеивались все: что за мода такая - красить губы. Ужас - красные губы.
Как может нравится председателю баба с красными губами?Председателем колхоза был не то Баранов, не то Овечкин. Его почему-то называли "Баран-овечка". Он был женат, но тем не менее, оказывал внимание матери. Они же были молодые. Мать определили работать в детский сад не в нынешнем понимании, а просто смотреть за детьми разного возраста, кормить их, пока родители на работе. Деревенские объясняли это тем, что председатель неравнодушен к "ковыренной" и потому определил ее на легкую работу. Однажды в дом, где мы жили, ворвалась жена председателя, и увидев корыто, стала снимать его со стены, приговаривая:"А, это он дал вам корыто, вот я и заберу его!" Мать сказала, что корыто дала другая семья. Получилась небольшая драка. В деревне ничего не скроешь, и об этом вскоре узнали все. Однажды мы с матерью были тайком в гостях у председателя дома. У него был престарелый отец, который пожаловался матери, что его никогда не сажают за стол, так как брезгуют. Он беззубый, чавкает, икает, его кормят из какой-то деревянной плошки, чтобы не разбил ничего. Мать посочувствовала и сунула деду что-то со стола. Дед был тронут таким внимание и сказал сыну: "Вот бы тебе такую жену. Она не позволила бы кормить меня в углу из плошки!". Удмуртам очень понравилась моя мама. Она играла на балалайке, пела частушки и русские песни. Они приходили к нам в дом как на концерт. Иногда приносили кое-что из еды, хотя и сами очень нуждались. В эвакуации заболели один за другим двое детей: братик и сестренка. Сестренку не помню совсем. А братик сидел на печке и кричал:"Тайка!Тайка!" Так он звал тетю Тасю. Она насыпала сухой горох в миску и давала братику. Он тряс миску, горох стучал, братик радовался. Умерли они от кори. Остались я и старший брат. От отца вестей не было, были только похоронки на 2х сыновей бабушки. Они погибли в районе станции Мга Ленинградской области. О третьем сыне бабушки мы узнали только после войны. Оставшийся в живых однополчанин Михаила Захарова (так звали моего дядю) рассказал, что дядя выкрал со склада котелок муки, чтобы помочь моей матери прокормить нас. Он, как и все братья, любил свою сестру. В семье часто вспоминали Мишу, обвиняя мать в его гибели. По законам военного времени его расстреляли. ДомойВойна продолжалась, но до нас стали доходить сведения, что освобожден Волхов. Мать стала очень скучать и думала только о том, чтобы вернуться домой. Никто не мог переубедить ее, что война еще не кончилась. Весь колхоз уговаривал нашу семью остаться у них насовсем. Председатель уговаривал больше всех, обещал выстроить нам отдельный дом, дать земельный участок.Но мать хотела на родину, хотя все понимали, что там ни жилья и вообще ничего нет. Председатель выделил мешок картошки, мешок муки и мешок лука, и сам провожал на телеге до поезда. Путь предстоял большой, и неизвестно каким путем мы поедем. Знали только, что бомбежек больше не будет. Товарный состав отправлялся из какого-то тупика. Мне запомнилось, что рельсы заканчивались возле леса. |
Дальше
