Нянька
В 1953 г. после окончания семилетки, приехала к двоюродной тете Фросе в Ленинград.
Ефросинья Петровна Малютина работала гардеробщицей в поликлинике 39.
Детей у нее не было. Жила она на Кирочной ул. д.3.
Я сказала ей, что в Волхов не поеду никогда.
В гардеробе играло двое детей: мальчик 3х лет и девочка-школьница. Тетя объяснила, что детей оставила участковый
врач Мария Ивановна Белова, т.к. детей не с кем оставлять дома. Мальчик Сережа был болен. У него был паралич
лицевого нерва. Одна сторона лица была неподвижна, когда он улыбался, лицо было страшным. В обычный садик его
отдавать было нельзя.
После приема больных Мария Ивановна поинтересовалась у тети, что это за девочка в гардеробе. Ефросинья Петровна
объяснила, что это внучатая племянница приехала из Волхова и возвращаться не хочет. Мария Ивановна предложила
взять меня в няньки.
Но когда разговаривала со мной и обнаружилось, что я заикаюсь, схватилась за голову,
объясняя тете, что это плохо. Дети будут подражать и тоже станут заикаться. Ефросинья Петровна уговорила Марию
Ивановну взять меня на испытательный срок. Мне повезло. Мария Ивановна увидела, что я спокойная, уравновешенная,
чистоплотная. И главное - меня полюбили дети.
Я попала в хорошую, добрую семью. Они занимала две комнаты, хотя квартира была большая, коммунальная (Литейный
пр, д.31). Марии Ивановне звонили подруги, спрашивали: "Что, ты наняла хорошую деревенскую няню?" На что Мария
Ивановна отвечала: "Да, у меня было двое детей, а теперь трое."
Было много детских книжек, которые я с удовольствием и выражением читала детям. Книги мы даже брали на прогулку
в Некрасовский садик. Вокруг меня, кроме моих детишек, собиралось много других. Иногда родители других детей
просили присмотреть за их детьми, чтобы сбегать в магазин, или еще куда. Все обращали внимание на то, как я
обращалась с детьми и завидовали моей хозяйке, переманивая меня к себе, обещая больше платить.
Мне платили 30 руб в месяц. Тогда это были нормальные деньги.
Мы с малышом спали в маленькой комнате, по-моему даже без окон. Малыш спал в кроватке, а я рядом, на
топчане. Через перила детской кроватки он просовывал ручонку и держал меня или за волосы или за руку.
Стоило мне сделать малейшее движение, он начинал плакать во всю мочь.
Так мне приходилось лежать неподвижно, чтобы не проснулся малыш и не разбудил всех остальных.
Кормление тоже было необычным. Мальчик ничего не брал в рот, пока не съем что-нибудь я. Он закрывал ладошкой рот и показывал
на мой. Мне есть было стыдно, ведь еда была вкусной и дорогой.
Увидев такую сценку, Мария Ивановна сказала:
"Ешь вместе с Сережей, и не стесняйся, у нас все есть. И без меня делай тоже самое."
Мне очень хотелось когда-нибудь съесть несколько вареных яиц. Когда я сказала об этом Марии Ивановне, она ответила:
"Вот лежит сотня яиц, вари сколько хочешь, хотя есть много вареных яиц вредно."
Гости
К Марии Ивановне часто приходили гости. Они были хорошо одеты, пахли духами. Садились за стол (накрывать меня
учила Мария Ивановна). Она непременно сажала меня за стол вместе с гостями. Я отказывалась, так как никак не
могла понять, как можно есть, пользуясь двумя предметами - ножом и вилкой. Если брала нож, наблюдая за другими,
то падала вилка, и наоборот. Я придумывала разные причины, чтобы не сидеть за столом, занималась детьми в
маленькой комнате.
И вот маленький Сережа обделался, надо было заменить пеленки. А они находились в большой комнате, в комоде.
Я захожу в комнату и говорю (при гостях): " Мария Ивановна! Сережа обосрался, надо пеленки из комода взять".
Что мне, девочке из деревни, знать о манерах поведения? Мария Ивановна вышла со мной в детскую и сказала, что
так нельзя говорить, надо быть культурной, что это за деревенщина, и т.д. Я много читала, тогда это было
нормальным явлением. И вот, прочитав несколько великосветских культурных книжек, в следующий раз я говорю:
"Мария Ивановна, Сережа изволил обосраться!" И смех, и грех.
Мария Ивановна приучала меня к общению, поведению за столом. Гости интересовались: "Почему эта хорошенькая
девочка не говорит?" "Она заикается, зато хорошо поет!" И меня просили спеть. Весь пластиночный репертуар тех
лет я знала, даже арии из опер. Голос тогда был хороший. Мне говорили, что я будущая оперная певица - голос
как у Ирины Архиповой.
Стряпуха
Однажды, уходя на работу, Мария Ивановна попросила меня сварить суп. Напугалась я страшно, но не отказывать
же в просьбе хозяйке. Решила попробовать. Книги о вкусной и здоровой пище не нашла, у соседей спросить
постеснялась и решила сама - как получится. В какой последовательности варить не знала. Помню, что первой
положила крупу. Что началось через короткое время - можно только догадываться. Крупа начала набухать,
увеличиваться в объеме, вылезать из кастрюли. Я кинулась ловить ее и выбрасывать в унитаз. Набуханию крупы не
было конца. К приходу хозяйки готовилась как к казни. Мария Ивановна пришла на обед, увидела эту картину, и к
мому удивлению начала хохотать, ничуть не сердясь на меня за пригорелый суп, есть который она не дала никому.
Новый год
Хозяйка Мария Ивановна на Новый год уходила с мужем в гости, предупреждая, что вернется на следующий день.
Уложила детей, стала читать детские книжки, страшно скучая при этом. Телевизоров тогда не было, не было ни у
кого и елки.
Одна соседка, Дуся, заглянула ко мне, увидела плачущей и пригласила к себе. Дусю в квартире
побаивались все. Она была страшная любительница чистоты. Если кто-то плохо мыл плиту, она молча перемывала,
если кто-то плохо убирался в квартире, она все переделывала. Ссор при этом не было, но соседи, боясь Дуси,
старались все делать сверххорошо.
У Дуси были гости из Медвежьегорска. Одна из гостей изображала Чаплина: походку с тросточкой, мимику. Все от
души смеялись. Так было правдоподобно. Потом пели песни военных лет, русские народные и всякие застольные.
Гости обратили внимание на мой хороший голос и слух. Женщина, изображавшая Чаплина, сказала: "Этой девочке
надо обязательно учиться пению! У нее есть слух и голос. А что худенькая, так это и хорошо для будущей певицы."
Вечер прошел весело. Помогла вымыть Дусе посуду и легла спать возле детей.
А утром приходит другая соседка и передает мне пакет с подарками для детей и для меня! Для Сережи -
машина, для Ирочки - платье, а для меня - самый ценный подарок - кукла! У меня никогда не было настоящей
магазинной куклы. Мы сами шили куклы из тряпья. У меня куклы получались нарядными. Некоторые девочки
просили сшить для них, обещая дать хлеба или картошку. Иногда находила части кукол - руки, ноги, голову.
Умела как-то вставить их в тряпки. Но настоящей магазинной куклы не было.
Эту куклу хранила много лет, а позже прятала от взрослых, боясь, что будут смеяться.
А Мария Ивановна подарила мне куклу, потому что видела, с каким удовольствием я играю и сооружаю наряды для
кукол ее дочки, да и меня считала третьим ребенком. Собираясь на прогулку в Некрасовский садик, брала с собой
какую-нибудь куклу. Брала и детские книжки, для того чтобы читать детям. Возле меня собирались и другие дети.
А мои дети затевали драку: "Это наша няня, уходите. Она нам читает, а не вам!"
Заикание
Большую роль Мария Ивановна сыграла в лечении моего заикания. Каким образом? Она заставляла не говорить
просто, а говорить нараспев. Мне было стыдно, непривычно - как это говорить нараспев? Мария Ивановна рассказала
мне пьесу "Халиф на час" и я послушалась ее. Вначале делала это только в ее семье, а потом перестала стесняться
соседей и постепенно к этому привыкли все. С детьми и прежде было проще - я с ним не заикалась. Мы были на
равных, так как всегда вместе играли, ели, гуляли. Однажды Мария Ивановна заметила, что, играя со мной, Сережа
вдруг улыбнулся той стороной лица, которая была неподвижна. Она подскочила ко мне, начала обнимать, целовать
меня и плакать. Я ничего не могла понять, а она как врач поняла, что мальчик может поправиться. Левая часть лица
начала потихоньку действовать.
Дядя Гриша
У Марии Ивановны был муж, дядя Гриша. Он был художником-линотипистом. Человек он был, как мне кажется, хороший.
Ни детей, ни меня он не обижал. Но часто приходил с работы нетрезвый, и тогда они ссорились с Марией Ивановной.
Я уводила детей в маленькую комнату, где мы тряслись от страха. Будучи нетрезвым он был очень агрессивным. Мария
Ивановна просила меня срочно убрать ножи и вилки. Как я потом поняла, дядя Гриша скандалил на почве ревности.
Для этого были причины. У Марии Ивановны был на участке больной без ноги. Иногда он приезжал на мотоцикле (?),
который ставил во дворе дома 31 на Литейном. Его я не видела никогда, только мотоцикл. Детей я тут же уводила в
Некрасовский садик.
Соседка, Белла Яковлевна, предупредила меня, чтобы я не проговорилась дяде Грише, что приезжает мотоциклист.
Иначе, говорила Белла Яковлевна, дядя Гриша убьет Марию Ивановну.
В дальнейшем Мария Ивановна развелась с дядей Гришей. Я даже выступала свидетелем на разводе. Мне надо было
только сказать, что когда дядя Гриша приходил пьяным, приходилось прятать ножи и вилки.
Потом Мария Ивановна вышла замуж во второй раз, но не за мотоциклиста. Ее мужем стал сын писательницы Эммы
Выготской. Еще в детстве я читала ее книгу об Индии. Мария Ивановна переехала на Моховую, 8. А в наши две
комнаты переехала бывшая жена Выготского.
Мы сохранили нашу дружбу на долгое время.
Танцы
В Технологическом институте целлюлозно-бумажной промышленности (ст. метро Нарвская) училась моя землячка из
г. Волхова - Фатеева Людмила. Она жила в общежитии института. Несколько общежитий располагались на месте
станции метро Пл. Мужества и гостиница "Орбита". Вечером в этих общежитиях кипела студенческая жизнь: работали
буфеты, из комнат звучала музыка, песни, смех. А потом - танцы. Танцевали под радиолу.
Под песни Козина, Виноградова, Лаптева. Утесова, Шульженко и других.
...Осень прохладное утро...
...Счастье свое я нашел в нашей дружбе с тобой...
...Камышинку ветер клонит у реки...
...Первое письмо...
...Руки...
...В заплаканных глазках...
...Брызги шампанского... и много-много других.
Танцевали совсем по-другому, красиво и целомудренно. Все было очень пристойно. В то время пили мало, и ссоры
между юношами возникали только на почве ревности. Когда я была у Люси в гостях, то непременно ходила на танцы.
Люся жила в 4-х местной комнате с девушками из Псковской и Новгородской области. Они с нетерпением ждали моего
прихода. Давая мне выходной, хозяйка знала, куда я иду, и давала с собой много продуктов. "Студенты всегда
хотели есть" - говорила она и собирала целую сумку: хлеб, масло, яйца, картошку, вчерашний суп и еще что-нибудь.
Иногда к этим дарам присоединялись и соседи. Мой выходной был с ночевкой, и еды хватало на два дня.
А однажды другая хозяйка - Александровна Тихоновна Убиенных, имеющая двоих детей и переманивающая меня к себе,
дала мне целую кастрюлю холодной телятины. То-то мы устроили пир.
Воендом
Александра Тихоновна жила на Литейном пр.д.28 в Воендоме. Там жили семьи военнослужащих. Муж Александры
Тихоновны - полковник, преподавал в Высшем артиллерийском училище. До приезда в Ленинград он несколько лет
работал в Китае.
Квартиры были коммунальные. Некоторые семьи имели 2 и более комнат. Кухня была общая. Постоянно кто-то готовил,
стоял гул, от разговоров, споров и ругани. Жены военных хвастались туалетами, деликатесной едой, пытались
выведать друг у друга тайны или секреты интимной жизни.
Во дворе дома была прачечная, где по ночам мы, няньки, домработницы, прислуга - стирали белье. Днем мы с
детьми, и места в прачечной нет. Там стоял огромный котел, в который мы по очереди закладывали белье и
кипятили его. Главная трудность заключалась в вытаскивании белья из котла. Кругом пар, мы друг друга еле видим
и помогаем вытаскивать белье.
В те годы в магазинах было очень много китайских товаров и постельного белья. Поднять китайскую махровую
набухшую простыню - занятие не из легких, тем более нам - детям.
Мальцев
Там же, на танцах, я познакомилась с Мальцевым Владимиром Алексеевичем.
Он был старше меня на 7 лет - 1930 г рождения. Внешне подтянутый, аккуратный, немногословный. Носил очки.
Несмотря на отсутствие слуха, хорошо танцевал и часто приглашал меня. Я стеснялась сказать, кто я и чем занимаюсь. Он стал интересоваться у Люси, но
я крепко наказала не говорить обо мне ничего, а главное - что я прислуга. Мы ходили с Володей в кинотеатр
"Миниатюр", который находился на месте пл. Мужества. Загорать и купаться ходили в Сосновку, там же в кафе
поедали в огромном количестве жареные пирожки с мясом, ливером (по 10 коп). Если покупали пышки - то тарелку с
горой.
Первые подарки, подаренные Володей, были книги. Он сам был очень начитан, и привил мне вкус к хорошей
литературе.
Его доброе, ласковое отношение ко мне сказалось и на окончательно избавлении от заикания. Он незлобиво
посмеивался надо мной и слегка передразнивал, держа за руки или обнимая за плечи. Я ничуть не сердилась.
Мы много разговаривали на самые разные темы, ходили в гости к его землякам, которые учились в Лесотехнической
академии. Его друзья очень хорошо отнеслись ко мне. Все были молоды, довольны жизнью и ожидали еще лучшей.
Володя был остроумен, заразительно смеялся и вообще был жизнелюб.
Ночами подрабатывал кочегаром в общежитской котельной. Еще он прекрасно играл в преферанс и те, кто увлекался
этой игрой, получали огромное удовольствие от игры с профессиональным преферансистом. Он выигрывал какие-то
небольшие деньги. Играли всю ночь до утра, он выходил на короткое время присмотреть за топкой, подбросить угля.
Иногда пропускал занятия, так как не на все сезоны была одежда. В комнате общежития носили по очереди пальто и даже парадные брюки.
Доходило до того, что преподаватели приезжали к нему в общежитие принять экзамены или зачеты, и конечно,
сыграть в преферанс.
|
|