Сурики Новгородской обл.От знакомой получили приглашение отдыхать в деревне Сурики ст. Мстинский мост.От железной дороги деревня находилась недалеко. Идти надо было пешком. Дом, в котором предложили отдыхать, расположен на самом берегу реки Мста. В доме никто не жил. Не было света, водопровода, газа. Русская печь, которую я, естественно не умела топить, и плита для приготовления пищи. Деревня небольшая, места очень красивые: лес, поля, рыбная речка. Стали постепенно осваиваться и привыкать к хозяйственному дискомфорту. Все бы ничего, но стала наблюдать некоторые странности. Все прибрав, перемыв, перечистив, постоянно слышу какой-то сухой звук под ногами. Через короткое время поняли - в доме полно тараканов. Магазина в деревне не было, только на станции. Побежали искать какие-либо средства спасения от такой напасти. Что-то купили, что-то посоветовали соседи, но все равно от запущенности и необжитости веяло тоской и неуютностью. Не радовала природа, удачная рыбалка, а река Мста была хотя и мелководна, но очень рыбная. Ловились, в основном, голавли, подлещики и другая мелочь. Несмотря на удачное расположение дома, загорать на берегу было невозможно из-за обилия домашних уток, которые загадили весь берег и ближайшую лужайку. Николай Модестович перевозил меня на противоположный берег, а возвращаясь с рыбалки, забирал назад. Потом приключились и другие беды. У нас появились вши. Откуда они взялись, да еще в таком количестве, совершенно непонятно. Каких только усилий мы не предпринимали, подключились и соседи. Принесли скипидар, какие-то другие жидкости и все эти вонючие гадости стала втирать в волосы. Запах напомнил 1953 год - похороны Сталина, где нам, "патриотам" втирали на Московском санприемнике такую же жидкость. Едва закончилась эпопея с вшами, появилась другая беда. Приготовив какое-то блюдо с огромным количеством свежего чеснока, наутро обратила внимание, что у меня глисты. "Как, глисты? Они же бывают только у детей". Признаться в этом Николаю Модестовичу, не хватило смелости. Промолчала и забыла о них. Тем более, что ничто не беспокоило. Потом узнала, что чесноком глистов выводят. Собирала малину возле поля с люцерной, через несколько часов увидела, что тело покрывается красноватой сыпью и маленькими волдырями. А ночью изнемогала от желания разодрать все тело, так оно чесалось. Местные объяснили - это аллергия. Собирать малину и любоваться на поле с люцерной начисто отпало желание. Продолжали адаптироваться к местным условиям. Поскольку не было водопровода и колодца, воду для питья брали из речки. Тут же мыли посуду и стирали белье. Молочные продукты покупали в деревне, за другими ходили на станцию, где располагался сельмаг. Узнав, что в домике на берегу отдыхает музыкант, имевшие любые инструменты, приходили к нашему дому и Николай Модестович играл на всех. Это очень привлекало детей, молодежь и вечерами возле нашего дома стоял гвалт. Пели, танцевали, угощали деревенскими снадобьями. Спустя некоторое время - другая беда. Видимо, от местной воды, расстроился кишечник. Стыдясь унизительности болезни, некоторое время терпела и не говорила Николаю Модестовичу. Но такую болезнь скрыть невозможно, тем более, туалет находился во дворе и поминутное бегание ночью не останется незамеченным. Николай Модестович поинтересовался, что со мной. Рыдая, рассказала. "Зачем же скрывать и плакать? Будем лечиться". "Я плачу потому, что ты меня бросишь". "Куда я тебя брошу, глупенькая моя". Рыдания перешли в настоящий рев. Николай Модестович ночью пошел на станцию в надежде раздобыть лекарства. Не знаю, где, но принес фталазол, какие-то антибиотики. Приготовил и собственное лекарство - иодинол. Еще неделя отпуска ушла на лечение. Леса вокруг деревни изобиловали грибами. Мы их собирали в огромном количестве, но не имея условий, посуды, не знали куда девать. Пыталась научиться сушить на плите, но грибы прилипали, а я страдала от неумения и неопытности их приготовить. Это потом всему научилась! Возвращались в Ленинград раньше окончания отпуска, т.к. надо было забирать сынишку, у которого заканчивался срок пребывания на даче, где он находился с детским садиком. Сурики оказались серьезным испытанием. Надо было пережить: тараканов, вшей, аллергию, дизентерию и... преданность. Моим главным страхом было потерять Николая Модестовича. Ну что бы я без него делала, этакая неумеха. 1960 год вечерняя школаВ сентябре 1961 года стала учащейся вечерней школы №204 на ул. Халтурина, которую закончила в 1963 году и в том же году поступила на вечернее отделение института отделение научно-технических библиотек, очень в то время престижного, туда был самый большой конкурс.В классе учились только работающие, все были достаточно взрослые, многие имели семьи. Директором школы был Дедушкин Николай Степанович, который очень хорошо относился к ученикам, знал каждого в лицо и по фамилии, знал кто где работает. С учителями тоже повезло, в особенности по моему любимому предмету - литературе. Литературу вела Минна Абрамовна Минкина. Училась я хорошо, в школе висел мой портрет среди отличников. Класс был дружный, мы же все взрослые, после работы. За сыном вечерами (учились 4 раза в неделю) смотрел Николай Модестович. Бывало, что в школу идти не хотелось, особенно весной и в начале лета. Тогда Николай Модестович силой приводил меня в школу, заталкивал в дверь, а сам снаружи караулил или подпирал, чтобы не удрала. Директор выходит из школы и не может понять - дверь что ли сломалась, или кто-то играется? Увидит Николай Модестович: "Галю привели?" "Да, привел" "Идите домой, коли пришла - не сбежит. За Галю не волнуйтесь, она наша гордость, школу закончит обязательно. Еще и дальше будет учиться. Она трудолюбивая и целеустремленная". За одной партой со мной сидела Валентина Сус, жена военнослужащего, украинка. Ей особенно трудно давался русский язык и литература. Поняв, что у меня с этим все в порядке, она ни на минуту не отпускала меня пообщаться с кем-либо, боясь, что я пересяду за другую парту, и ей не с кого будет списать. Я очень любила писать сочинения, не важно, по программным произведениям или на вольную тему. В 10 классе мы писали сочинение по произведению Шолохова "Тихий Дон". С упоением писала о любви Григория и Аксиньи. О том, как она стирала рубашки Григория, целуя их, и упиваясь запахом его пота. А в конце как у Шолохова: Григорий стоял на пороге родного дома, держал на руках сына. Это было все, что осталось у него в жизни.. И далее про сияющий (или сверкающий) черный диск солнца. Проверив наши сочинения, Минна Абрамовна выбрав наугад, стала читать мое сочинение. Голос у нее задрожал и она при всех учениках заплакала. Ребята бросились ее успокаивать, все напугались, не случилось ли что у учительницы. Минна Абрамовна спросила: "Как вы думаете, чье сочинение я читала?" И класс единодушно ответил: "Гали Мальцевой!" 1962 г. Картина увиденная у школьной подруги Галины Шлеймер Галя Шлеймер, подруга по вечерней школе № 86 , жила на Аптекарском переулке, рядом со школой. Впервые придя к ней в гости, увидела на стене довольно большую картину, написанную маслом. Картина была немного тускловата и вначале я не обратила на нее внимания. Сидя напротив, постепенно стала присматриваться и мною овладело какое-то непонятное тревожное чувство. Постепенно это чувство стало перерастать в глубочайшую тоску, грусть, безысходность. Не зная ни названия картины, ни автора, почувст вовала краткость и бренность жизни. На картине изображена осень. Поникшие желтые кусты, опавшие листья. Вершины деревьев слегка освещены заходящим солнцем. По спускающейся вниз лесной дороге идет пожилой сгорбленный человек. Трудно определить мужчина или женщина. В природе и в жизни закат. "Как называется картина и кто художник?" - спросила у подруги. "А бог его знает". "Как ты можешь ежедневно видеть такую картину? Ведь от нее свихнуться можно". "Ну не свихнулся же никто от картины Левитана "Над вечным покоем". Фамилию художника мы не смогли разобрать, а называлась она действительно "Закат". В дальнейшем приходилось видеть много картин - в музеях, домах, но такого потрясения не испытывала никогда. Мне в ту пору было 24 года и до понимания чувства заката было ой как далеко. В институтОканчивала вечернюю школу. Аттестат получать в начале июля, вступительные экзамены в институт - 1 июля.Позднякова Г.И. и здесь проявила дальновидность и доброе отношение ко мне. Она переговорила с ректором Скрыпневым Н.П, и мне разрешили сдавать вступительные экзамены без аттестата зрелости. Это было нарушением Положения о высшей школе. "Зачем Мальцевой терять год, пусть поступает в этом году, а аттестат принесет через несколько дней." Ректор дал согласие и я сдала вступительные экзамены не потеряв год. Ведь неизвестно, как сложилась бы судьба в дальнейшем. Когда я поступала в институт и писала сочинение на вольную тему "Человек рожден для счастья, как птица для полета". В сочинении использовала одну из надписей на Марсовом поле: Не жертвы, герои Лежат под этой могилой. Не горе, а зависть Рождает судьба ваша В глазах благодарных потомков В красные, страшные дни Жили вы славно И умирали прекрасно. Увидев против своей фамилии тройку, я обомлела! У меня за сочинение не было даже четверок. Расстроенная, огорченная и совершенно потерявшая надежду выдержать конкурс, позвонила Минкиной. Сгорая от стыда, рассказала о результатах вступительного сочинения. Мина Абрамовна посоветовала попросить сочинение на руки и посмотреть, что написали экзаменаторы. (Сочинения писались под девизом) На моем сочинении была резолюция: Списано! Пришла в приемную комиссию доказывать, что помню наизусть все надписи на Марсовом поле, что автор их Луначарский, что это белый стих, который трудно запоминается, но я помню все. Тройка за мной осталась. Оказывается, я в тексте написала "Россия" с одним "с. Остальные экзамены сдала на "отлично" и получила самый высокий балл - 18. В 1963 году оказалась в кабинете директора во второй раз - на зачисление. Николай Петрович сказал: "Особенно рад поздравить с поступлением Мальцеву. Она сдержала слово, и надеюсь, успешно будет учиться в нашем институте." Николай Петрович редко выходил из своего кабинета. Он был инвалидом войны, одна нога на протезе. Обед приносила в кабинет секретарь - Ираида Ивановна Карпова. В то время я работала методистом учебной части. Однажды Николай Петрович проходил мимо кабинета замдиректора по учебной части Ваханского Евгения Михайловича. Там он увидел маленького мальчика, который играл кнопками, скрепками и прочими канцелярскими принадлежностями. Николай Петрович поинтересовался, чей это ребенок. Евгений Михайлович объяснил, что это сын Мальцевой, которая никак не может пристроить сына в детский сад. Меня вызвали к директору, и я еще раз объяснило Николаю Петровичу свою беду. Он снял трубку и позвонил в РОНО Дзержинского района. "Мы сидим с ней рядом на бюро райкома и мне не стоит никакого труда устроить вашего ребенка в детский сад. Могла бы давно сказать об этом мне. В какой садик вы хотите?" А садик находился в том же доме, где мы жили - Наб.Кутузова 34. Самые теплые и благодарные слова в адрес Скрыпнева говорили все, кто работал с ним. Методист заочного отделенияМетодисты, работавшие на заочном отделении, не имели базового образования и мое поступление в 1963 году в институт опять вызвали зависть. За пять лет учебы я не пропустила ни одного занятия, ни одной консультации, отлично сдавала все сессии. Но говорили, что за "красивые глазки". Мое старание отмечали все педагоги, а мягкими их не назовешь.Работая под руководством Поздняковой, отметила особенность, которую не отмечала у других - Генриетта Ивановна никогда никого не ругала публично, хотя была строгой и требовательной. Приходя в кабинет к методистам, она поочередно садилась к каждой, подписывала документы и индивидуально беседовала, попутно делая замечания и рекомендации. В те годы на заочном отделении существовала система консультаций по любым дисциплинам, а также обеспечение студентов учебно-методической литературой по индивидуальным заявкам. Преподавательские консультации я непременно читала и в дальнейшем это мне очень пригодились. На многие вопросы студентов могла отвечать самостоятельно, тем более, что сама была студенткой. Выполняя заявки на учебно-методическую литературу, ежедневно носила на почту огромные сумки и книги расходились по всему Советскому Союзу. Все эти услуги были абсолютно бесплатными для студентов. Пересылку оплачивал институт. Обслуживало нас почтовое отделение, находившееся в здании Ленэнерго. Едва входила на почту, как почтальоны начинали ворчать: "Опять эти институтские пришли, не могли пораньше, обязательно в конце рабочего дня, мы уже машину с корреспонденцией отправили." Когда приходили преподаватели за контрольными и курсовыми, я старалась с ними разговаривать. Училась правильной и культурной речи, правильному поведению, манерам, шуткам. Когда у преподавателей выходили книги или пособия - мне дарили экземпляр с трогательными авторскими надписями. Так познакомилась с прекрасными литераторами и литературоведами: С.Л. Донской, Б.Раскиным, Л.Смирновой, В.М.Акимовым, В.М. Каминским, А.Хватовым, В.Даниленко, Б.Я. Бухштабом и многими другими. СлучайДиректором института Скрыпневым Н.П. была приглашена на заседание в качестве стенографистки. Заседание проходило в кабинете директора. Из-за протеза он вообще редко выходил из кабинета.Очень волновалась и из-за отсутствия опыта стенографирования и из-за незнания терминологии. Место определили недалеко от директора. Получалось, что лицом сижу к членам Совета. Пишу стенограмму не отрывая глаз от бумаги и вдруг мне передали записку: "Галина Ефимовна, поменяйте место! С вас не сводит глаз Ковалев А.Г.(зав кафедрой педагогики). Он сильный гипнотизер и в ваших интересах уйти от его внимания. Зеленецкий М.Н." Ковалева А.Г. знала по работе в НИИ педагогики. Там он был тоже членом Ученого совета. Зеленецкий М.Н. был зам директора по учебной работе. Прочитав записку, стала думать: "А как я пересяду на другое место, если мне на это указали?" И потом ни в какое гипнотизерство не верила, да и не знала, что это такое. Знаки повышенного внимания стал оказывать не Ковалев, а сам Зеленецкий. Он был очень маленького роста, на лице шрам от ранения, в общем абсолютно невзрачный человек. Но когда он начинал говорить, тут любой уши развесит. Четкая, грамотная, логичная речь. Необычайное остроумие при сохранении серьезности и строгости на лице. Его ядовитого языка все боялись. А я была покорена эрудицией, энциклопедическими знаниями. В общем, непривлекательная внешность стала для меня признаком ума. В 86 вечерней школе мы учились с его сыном, но в разных классах. На сына часто висели приказы с выговорами, а моя фотография висела на доске почета. Это послужило более близкому знакомству, подружились семьями, бывали в гостях. |
