1969 Неелов
Однажды сын стал жаловаться на плохое самочувствие. Рассказала о своем беспокойстве одной
студентке-заочнице - Гале Нееловой.
У нее муж был врач, окончивший Военно-медицинскую Академию и работавший в военно-морском госпитале возле
Калинкина моста.
Поехала на консультацию к Неелову Борису Глебовичу. О моем визите он был предупрежден, и охрана нас
пропустила. На двери была надпись "Начальник радиологической лаборатории". Рассказала о проблемах сына,
заодно и о том, что у меня постоянно болит голова. Сережа прошел полное обследование. Никаких отклонений
в его здоровье не обнаружено. Борис Глебович объяснил, что в этом возрасте у мальчиков и у девочек
происходит физиологическое созревание, и боль в груди не что иное, как явление созревания.
"Формируемся, молодой человек, формируемся" - похлопал он Сережу.
Меня послал на рентген, показавший потемнение в гайморовой пазухе (гайморит). Посоветовал сделать
операцию - прокол, и тогда я избавлюсь от головной боли. Операцию делал его коллега. Увидев большие
иголки, пришла в ужас. Процедура неприятная, болезненная. Прокол не показал воспаления, но головные боли
прекратились.
После операции бодренько вошла в кабинет Бориса Глебовича, сняла бахилы, стала одевать сапожки. На
предложение посидеть или полежать отказалась:
"Нет, нет, мне надо на вечерние занятия" - и тут же потеряла сознание.
Очнулась - кругом врачи:
"Никаких занятий. Мы вас не отпустим. Посмотрите в зеркало."
Лицо зеленое, нос картошкой. Какие уж занятия.
Борис Глебович стал звонить, осведомляться о состоянии здоровья. Однажды встретились у Финляндского
вокзала, в кафе. Ели пирожки, пили кофе. Борис Глебович рассказал, что после окончания Военно-медицинской
Академии работал на подводных лодках в Гремихе, Амдерме, Видяево.
Сейчас работает врачом радиологом (в то время очень редкая специальность). Является аспирантом академика
Чазова Евгения Ивановича.
Интерес друг к другу был взаимным. Борис Глебович рассказал обо мне своей маме - Марии Тимофеевной,
лежавшей в то время в госпитале возле Витебского вокзала. Видя счастливое лицо сына, она не высказала
никакого осуждения. Попросила нас познакомить. Выйдя из госпиталя, пригласила в гости.
Жила Мария Тимофеевна на ул. Маяковского в коммунальной квартире (Борис Глебович со своей семьей жил
отдельно).
Мария Тимофеевна напекла пирогов, настряпала разных салатов. Соседки под любым предлогом заглядывали к
ней, проявляя любопытство: "С кем это пришел Борис к матери?"
Роман развился. Мы несколько раз встречались, ездили в Стрельну, в Петрокрепость. Его друзья давали нам
ключи от домов. Сумку с продуктами собирал шеф-повар ресторана "Нева" - тоже его друг и пациент.
Борис Глебович получил письмо из Москвы от Чазова. Чазов приглашал Бориса Глебовича работать в кремлевской
больнице, обещал быструю карьеру. Вот только с жильем придется немного обождать.
Борис Глебович говорил: "Могу дать согласие только если со мной поедешь ты".
Письмо Чазова отдал мне на сохранность, и чтобы не увидела жена. О письме знали только он, я и
Мария Тимофеевна.
-----------------
В августе месяце, когда отдыхали в Литве, получаю письмо от Марии Тимофеевны, что Борис Глебович заболел
менингитом, в тяжелом состоянии. Мария Тимофеевна рядом в комнате, которую выделили для нее, чтобы она
ухаживала за своим сыном.
Выздоравливал Борис Глебович тяжело, долго не узнавал предметы, не мог читать, приходилось учить как
младенца...
Как потом рассказывала Мария Тимофеевна, она нашла на лестнице золотой крестик на цепочке. Первое желание
- выбросить (чужой крест - плохая примета). Но находка прельстила дороговизной, и она оставила крестик...
А я оказалась свиньей. Перемены на работе, другие жизненные проблемы отвлекли меня от сердечных дел.
Знаю, что после выздоровления Борис Глебович работал главврачам санатория, женился. Прежняя семья распалась.
Жена тоже вышла замуж и уехала в Москву.
Память о Борисе Глебовиче и Марии Тимофеевне самая добрая.
1970 кооператив
Имея комнату 11м в коммунальной квартире, решила собрать документы и встать на очередь в кооператив.
Тогда это было распространено и создавало предпосылки для накоплений. Кооперативы были доступны даже для
немного зарабатывающих.
Всегда считала свою комнату 11 метровой, но в справке, выданной в жилконторе, указывалось, что комната 11,11
кв метров, те на 11 см превышает норму, при которой ставят на очередь. Ни на что не надеясь, но все таки
собрала остальные документы и с утра отправилась на Невский 7 (отдел учета и распределения жилой площади).
Конечно, документы у меня не приняли. Ну как же - 11,11 кв метров на двоих проживающих достаточно, даже
слишком.
Придя на работу, залилась горькими слезами. Так обидно, всего 11 см.
На заочное отделение зашел замдиректора по АХЧ Цыбуленко:
"О чем Галю плачешь?"
Рассказала о чем.
"Давай твои документы!"
Отдала и на следующий день Иван Никитович принес номер очереди на 1976г, сказав при
этом, чтобы я никуда не ходила и не пыталась протолкнуть очередь побыстрее.
"Я все сделаю сам." Каково же было мое удивление и радость, когда в 1971 году меня вызвали на жеребьевку,
а в 1972 году был готов дом на Светлановском проспекте.
Донос на Акимова
Весна 1971 г
Работаю в учебной части. Работы очень много. От оперативности и четкости зависит учебный процесс, а потому
на нахожусь на работе допоздна, ухожу последней. Уже вечером приходит в кабинет начальник отдела кадров
Беляев Геннадий Сергеевич и просит подняться в отдел кадров.
"Почему? Трудовой дисциплины не нарушаю, опозданий нет, срывов занятий тоже?"
Начальник закрывает дверь на ключ, и сажает за пишущую машинку.
"В машбюро никого нет. Ты мне нужна, чтобы напечатать одну бумагу."
Прочитав бумагу, отказываюсь: "Доносы писать не буду!"
"Будешь! Это не донос, а письмо в райком партии от группы коммунистов библиотечного факультета. Вот и
подписи."
Стала печатать. Это был настоящий донос на преподавателя советской литературы Акимова Владимира
Михайловича, лучшего лектора, всеми уважаемого человека. На занятия к нему ходили не только наши
студенты, но и из других ВУЗов.
Не помню точные формулировки. Запомнила только, что речь шла о неправильной (с точки зрения программы и
хрестоматии) трактовки творчества Шолохова, порочащей вообще концепции советской литературы.
"Мы не удивимся - писали коммунисты, - если Акимов В.М. включит в программу таких авторов-антисоветчиков
как Пильняк, Войнович, Солженицын". Упоминались еще какие-то фамилии.
Работая методистом заочного отделения, слышала от студентов, что лучшего лектора и педагога они не
встречали. Занятия Акимова не пропускали не из-за страха перед экзаменом (хотя он был очень строгий и
требовательный на экзаменах), а потому, что с ним было интересно общаться, слушать его. Он тоже любил
общаться со студентами неординарного мышления, имеющих свою точку зрения, часто не совпадающей с
хрестоматийной установкой.
Спустя многие годы получала от выпускников письма-поздравления с непременной просьбой передать привет
Акимову В.М.
Начальник отдела кадров сказал, чтобы я никому и нигде не обмолвилась об этой бумаге. И не делала этого
до этих воспоминаний.
Даже сам Владимир Михайлович не знает, а может уже знает об этом доносе студентов-коммунистов.
Видимо, бумага имела какое-то воздействие, так как однажды придя в кассу за зарплатой, он услышал:
"Вас нет в ведомости. В личной карточке есть приказ, что вы уволены".
Как можно уволить человека, да так, чтобы он не знал об этом. Не знаю, был ли Владимир Михайлович членом
партии, и что сделала администрация, но из института он ушел и долгое время работал главным редактором
журнала "Аврора" В институт он вернулся. Снова стал преподавать литературу.
Сейчас он профессор, его голос часто звучит по радио. Даже не верится, что у него 10 внуков.
К сожалению, мне не пришлось быть студенткой Акимова В.М. На нашем отделении не преподавали литературу,
т.к. все дисциплины были с техническим уклоном. Пару раз была на лекции в качестве факультатива.
|
|
